ренессанс

Вазари - вступление - часть 1 - часть 2 - часть 3

трактат

галерея

библиотека

каталог

Жизнеописание ФРАНЧЕСКО ДЕИ САЛЬВИАТИ,
(Francesco Salviati) флорентинскогоживописца

Отцом Франческо Сальвиати, жизнь которого мы в настоящее время и описываем и который родился в 1510 году, был некий добрый человек по имени Микеланджело деи Росси, промышлявший тканьем бархата. Имел он не только этого сына, но и многих других детей мужеского и женского пола, и потому, нуждаясь в поддержке, он твердо решил, чтобы и Франческо во что бы то ни стало посвятил себя отцовскому ремеслу. Однако мальчик, душа которого тянулась к другому и которому занятия этим ремеслом вовсе не нравились, хотя им издревле и промышляли многие, не скажу чтобы благородные, но обеспеченные и богатые люди, лишь весьма неохотно подчинялся в этом воле своего отца. Мало того, обнаружилось, что Франческо, общаясь на улице деи Серви, где у него был собственный дом, с детьми своего соседа и именитого гражданина Доменико Нальдини, всецело усвоил себе дворянские и светские нравы и проявлял большую склонность к рисованию. В последнем ему некоторое время немалую помощь оказывал его двоюродный брат, по прозванию Диаччето, ювелир и молодой человек, очень хорошо владевший рисунком(1).

В самом деле, он не только обучал его тому немногому, что он сам умел, но и снабжал его множеством рисунков разных мастеров, над которыми Франческо тайком от отца просиживал дни и ночи, упражняясь в рисунке с невероятным стараньем.
Однако Доменико Нальдини, заметив это и хорошо приглядевшись к мальчику, добился у его отца Микеланджело того, чтобы тот поместил его для обучения ювелирному искусству в мастерскую его дяди, где Франческо благодаря приобретенным им навыкам в рисунке сделал в течение немногих месяцев такие успехи, что все этому поражались. А так как он в это время водился с компанией молодых ювелиров и живописцев, вместе с которыми он иногда, по праздничным дням, отправлялся зарисовывать по всей Флоренции самые прославленные произведения, то никто из них не работал с большим рвением и с большей любовью, чем это делал Франческо. Молодые же люди, входившие в эту компанию, были: Нанни ди Просперо делле Корниуоле, Франческо — сын Джироламо даль Прато, ювелир, Нанноччо да Сан Джорджо и многие другие юноши, из которых впоследствии получились отличные мастера своего дела(2).
В это же время Франческо и Джорджо Вазари, бывшие оба тоже еще мальчиками, сделались самыми близкими друзьями при следующих обстоятельствах. Когда в 1523 году кортонский кардинал Сильвио Пассерини находился проездом в Ареццо в качестве легата папы Климента VII, его родственник Антонио Вазари привел своего старшего сына Джорджо на поклон к кардиналу. Увидев, что мальчик, которому в то время еще не исполнилось девяти лет, настолько благодаря заботам мессера Антонио Сакконе и превосходного аретинского поэта мессера Джованни Полластры овладел началами словесности, что знал на память большую часть «Энеиды» Вергалия, кардинал пожелал послушать его чтение, а услыхав, что он научился рисовать у французского живописца Гульельмо да Марцилла, он приказал Антонио самому привезти мальчика во Флоренцию(3). Так Джорджо и поселили в доме родосского рыцаря мессера Никколо Веспуччи, проживавшего у входа на мост Понте Веккьо, как раз над церковью Сеполькро, и пристроили к Микеланджело Буонарроти. Об этом узнал Франческо, который в это время жил в проулке, проходившем через владения мессера Бевильяно, где его отец нанимал большой дом, выходивший на Ваккеречу, и содержал много рабочих. И вот, поскольку каждый, кто подобен другому, любит свое подобие, Франческо подружился с Джорджо через посредство мессера Марко из Лоди, дворянина из свиты названного кортонского кардинала, показавшего Джорджо весьма понравившийся ему портрет, написанный рукой этого самого Франческо, который незадолго до этого поступил в живописцы к Джулиано Буджардини.
Между тем Вазари не бросал своих литературных занятий, ежедневно по два часа по распоряжению кардинала пребывая в обществе Ипполито и Алессандро деи Медичи под наблюдением Пиерио, их учителя и знатока своего дела(4). Так, эта дружба, завязавшаяся, как говорилось выше, между Вазари и Франческо, была такова, что оказалась вечной, хотя многие и придерживались иного мнения, ссылаясь на их соперничество и на несколько высокомерный способ выражаться, свойственный названному Франческо. Вазари же, проведя несколько месяцев под началом Микеланджело, был им же пристроен к Андреа дель Сарто перед его отьездом в Рим, куда папа Климент вызвал сего отменного мужа для того, чтобы приказать ему немедленно приступить к постройке библиотеки Сан Лоренцо. Занимаясь рисованием под руководством Андреа, Джорджо тайком от него постоянно снабжал рисунками своего учителя друга своего Франческо, который ни о чем так не мечтал, как получать эти рисунки и их изучать, что он и делал и денно и нощно(5). Позднее же, после того как великолепный Ипполито познакомил Джорджо с Баччо Бандинелли, которому было приятно иметь этого юношу при себе и его обучать, Джорджо добился того, что привлек туда и Франческо с превеликой пользой как для одного, так и для другого из них, ибо они за один месяц, находясь бок о бок, большему научились и сделали большие успехи, худ. Франческо Сальвиати / Христос, несущий крестчем за те два года, что они рисовали самостоятельно, и это же произошло с другим молодым человеком, который в то время, так же как и они, состоял при Бандинелли, а именно с Нанноччо делла Коста Сан Джорджо, о котором говорилось несколько выше(6).
Когда после этого, в 1527 году, Медичи были изгнаны из Флоренции, то во время осады дворца Синьории на тех, кто штурмовал дверь, была сверху сброшена скамья, которая, однако, по велению судьбы, упала на руку стоящего окруженным оградой рядом с дверью мраморного Давида Буонарроти и разбила ее на три куска. А так как эти куски целых три дня валялись на земле и никто их не подбирал, Франческо отправился к Понте Веккьо за Джорджо, и, после того как он поведал ему свое намерение, оба они, как и подобало мальчикам их возраста, пошли на площадь, где, не помышляя ни о какой опасности, подобрали среди сторожевых солдат обломки этой руки и, добравшись до проулка мессера Бивильяно, отнесли их в дом Микеланджело, отца Франческо, откуда герцог Козимо их потом получил и со временем приказал прикрепить медными штырями каждый обломок на своем месте.
Потом, когда Медичи еще отсутствовали, а вместе с ними и названный кортонский кардинал, Антонио Вазари отвез своего сына обратно в Ареццо, к немалому огорчению как Джорджо, так и Франческо, любивших друг друга как родные братья. Разлука их, однако, длилась недолго, так как от чумы, разразившейся в августе, у Джорджо умер и отец, и лучшие представители его семьи, и сам он, побуждаемый письмами Франческо, который тоже чуть не умер от чумы, вернулся во Флоренцию, где оба они, гонимые нуждой и жаждой познания, за два года с невероятным упорством добились поразительных успехов, работая втроем вместе с названным Нанноччо да Сан Джорджо в мастерской живописца Раффаэлло дель Бреша(7), под началом которого Франческо, больше других нуждавшийся в средствах к существованию, написал много небольших картин.
Когда же наступил 1529 год и Франческо показалось, что пребывание в мастерской Бреша его не удовлетворяет, он вместе с Нанноччо перешел к Андреа дель Сарто, у которого они оставались все время, пока длилась осада, терпя, однако, неприятности, заставившие их пожалеть о том, что не последовали примеру Джорджо, который вместе с ювелиром Манно провел этот год в Пизе, перебиваясь тем, что в течение четырех месяцев занимался ювелирным делом. А когда после этого Вазари отправился в Болонью, где в это время Климент VII венчал императора Карла V, Франческо, оставшийся во Флоренции, на небольшой дощечке, выполняя обет, данный одним солдатом, изобразил, как на него во время осады напали другие солдаты, собиравшиеся его убить, когда он лежал в постели, и хотя задача эта была не из возвышенных, он изучил и разрешил ее в совершенстве(8). Этот живописный обет несколько лет тому назад попал в руки Джорджо Вазари, подарившего его досточтимому мессеру Винченцио Боргини, настоятелю приюта Инноченти, который им весьма дорожит.
Для аббатства Черных Монахов в табернакле св. Даров, исполненном резчиком Тассо в виде триумфальной арки, он написал три небольшие истории, из которых одна изображает жертвоприношение Авраама, вторая — манну небесную, а третья — евреев, вкушающих пасхального агнца перед исходом из Египта. Вещь эта была исполнена им так, что послужила образцом его будущих достижений. Засим для Франческо Сертини, посылавшего ее во Францию, он написал картину, изображавшую Далилу, которая остригает волосы Самсона, а в глубине — как он, обняв столбы храма, обрушивает его на филистимлян. Картина эта показала Франческо как самого лучшего из всех молодых живописцев, работавших в то время во Флоренции(9).
Вскоре после этого, когда кардинал Сальвиати старший обратился к находившемуся в то время в Риме ювелирному мастеру Бенвенуто делла Вольпайя с просьбой назвать ему молодого живописца, который состоял бы при нем и писал бы для его удовольствия кое-какие картины, Бенвенуто предложил ему Франческо, который был его другом и которого он знал как самого подходящего из всех знакомых ему молодых живописцев, и сделал это тем более охотно, что кардинал обещал предоставить ему любые условия и любую помощь, которые обеспечили бы ему возможность учиться. И вот, поскольку достоинства предлагаемого ему юноши кардиналу понравились, он попросил Бенвенуто за ним послать и дал ему на это денег. Когда же Франческо прибыл в Рим, все его поведение, его нрав и его манеры понравились кардиналу, который распорядился отвести ему помещение в старом Борго, ежемесячно выплачивать ему четыре скудо и обеспечить ему прибор за дворянским столом. худ. Франческо Сальвиати / Воскрешение ЛазаряПервые работы, исполненные Франческо (который считал, что ему очень повезло) для кардинала, были: картина с изображением Богоматери, которую признали отличной, и написанный на холсте французский синьор, преследующий лань, которая, убегая от него, спасается в храме Дианы. Собственноручный его рисунок к этому произведению хранится мною в нашей Книге как память о нем. Когда холст этот был закончен, кардинал приказал ему изобразить на великолепнейшей картине с Богоматерью одну из своих племянниц, замужем за синьором Каньино Гонзага, а также и этого синьора(10).
Между тем Франческо жил себе в Риме, не имея большего желания, как увидеть в этом городе своего друга Джорджо Вазари, и судьба в этом отношении пошла навстречу его желаниям, но еще того больше сам Вазари.
Действительно, когда кардинал Ипполито расстался с папой Климентом, разгневавшись на него по тем причинам, о которых тогда говорили, и вскоре после этого возвращался в Рим в сопровождении Баччо Валори, он, проездом через Ареццо, навестил Джорджо, который потерял отца и перебивался как только мог. Поэтому кардинал, желая, чтобы он как-нибудь преуспел в искусстве, и решив устроить его при своей особе, приказал тамошнему своему уполномоченному Томмазо де'Нерли отправить его в Рим, как только он закончит капеллу, которую он в этом городе расписывал фреской для монахов св. Бернарда ордена Монте Оливето, каковое поручение Нерли незамедлительно и выполнил.
И вот, прибыв в Рим, Джорджо тотчас же разыскал Франческо, который вне себя от радости рассказал ему, какой он пользовался милостью у своего синьора кардинала и насколько занимаемое им место отвечало его желанию учиться, добавив: «Я не только наслаждаюсь настоящим, но и надеюсь на лучшее, ибо, помимо того, что я вижу в Риме тебя, с которым как с лучшим молодым другом я смогу изучать и обсуждать творения искусства, я к тому же надеюсь пойти на службу к кардиналу Ипполито деи Медичи, от щедрот которого и от милости папы я смогу рассчитывать на большее, чем то, что я имею сейчас, и я, конечно, это получу, если только не приедет некий юноша, который, находясь вдалеке, этого ждет». Джорджо, хотя и знал, что ожидаемый юноша был никто другой, как он сам, и что место это предназначалось ему, все же не захотел раскрываться, так как в душу его закралось некоторое сомнение, не подвернулся ли кардиналу кто-нибудь еще, и так как он побоялся сказать такое, что потом могло обернуться совсем по-другому. Джорджо привез с собой письмо от названного уполномоченного Нерли к кардиналу, которое он за те пять дней, что уже был в Риме, так и не удосужился передать. Наконец, Джорджо и Франческо пошли во дворец и там, в том самом месте, где ныне помещается королевский зал, встретили мессера Марко из Лоди, который, как говорилось выше, состоял раньше при особе кортонского кардинала, а в то время служил у Медичи. Подойдя к нему, Джорджо сказал ему, что у него есть для кардинала письмо от аретинского уполномоченного и что он покорнейше просит его передать это письмо кардиналу. Но как раз в то время, когда мессер Марко ему обещает, что он незамедлительно это сделает, входит сам кардинал. Тогда Джорджо, подойдя к нему, приложившись к руке и передав письмо, удостоился самого радушного приема, вскоре после чего домоуправителю Якопоне да Бибиена было поручено обеспечить его жильем и предоставить ему место за пажеским столом. Франческо показалось странным, что Джорджо в этом деле с ним не посоветовался, тем не менее он решил, что тот это сделал с добрыми намерениями и к лучшему(11).
И вот, после того как вышеупомянутый Якопоне отвел Джорджо несколько комнат позади церкви Сан Спирито и по соседству с Франческо, оба они всю эту зиму сообща и с большой для себя пользой занялись изучением предметов искусства, не пропустив ни во дворце, ни в какой-либо другой части Рима ни одного примечательного произведения, которое бы они не зарисовали. худ. Франческо Сальвиати / Портрет мужчиныА так как они не могли свободно рисовать во дворце, когда папа там находился, то, стоило только Его Святейшеству, как он это часто делал, выехать верхом к себе в Мальяну, как они при помощи друзей проникали в названные покои, чтобы порисовать, и оставались там с утра и до вечера, довольствуясь коркой хлеба и коченея от холода.
Когда же кардинал Сальвиати заказал Франческо написать фреской несколько историй из жития св. Иоанна Крестителя в своей дворцовой капелле(12), в которой он каждое утро слушал мессу, то Франческо, а вместе с ним и Джорджо стали изучать обнаженное тело, рисуя натурщиков в соседней бане, а затем на кладбище анатомировали трупы. Весной кардинал Ипполито был послан папой в Венгрию и приказал отправить Джорджо во Флоренцию для написания им там нескольких картин и портретов, которые он должен был пересылать в Рим.
Однако уже в июле(13) отчасти от переутомления за минувшую зиму, отчасти же от летнего зноя Джорджо заболел и был на носилках перенесен в Ареццо, к великому огорчению Франческо, который тоже захворал и чуть не умер.
Однако, как только он выздоровел, Франческо через посредство мастера резьбы по дереву Антонио Лабакко получил от магистра Филиппо из Сиены заказ на фреску с изображением Христа, беседующего со св. Филиппом, и с изображениями Мадонны и благовествующего ангела по углам в нише, расположенной над задней дверью церкви Санта Мариа делла Паче. Росписи эти очень понравились магистру Филиппо, что послужило поводом к тому, что Франческо в той же церкви на одной из восьми еще не записанной ее грани изобразил Успение Богоматери. И вот, приняв во внимание, что ему предстоит написать эту вещь в месте не только общественном, но и таком, где были росписи редкостнейших мужей, как Рафаэль Урбинский, Россо, Бальдассаре-сиенца и других, Франческо вложил в нее все свое усердие, написав ее маслом по стене, почему ему и удалось создать прекрасное и весьма хваленое произведение живописи. В числе других фигур особенно удачной считается включенный им в эту историю портрет названного магистра Филиппо с молитвенно сложенными руками(14). Поскольку же, как говорилось, Франческо состоял при кардинале Сальвиати и был известен в качестве его питомца, его и стали величать и признавать не иначе, как называя его Чеккино Сальвиати, каковое прозвище он и сохранил до конца своей жизни.
После смерти папы Климента VII и избрания Павла III мессер Биндо Альтовити поручил Франческо написать на фасаде его дома, что у моста св. Ангела, герб названного нового папы с несколькими большими и обнаженными фигурами, которые всем очень понравились. В это же время Франческо изобразил названного мессера Биндо, и получилась отличная фигура и прекрасный портрет, который, однако, был вскоре отправлен на его виллу в Сан Мидзано в Вальдарно, где он находится и посейчас. Засим в церкви Сан Франческо а Рипа он написал маслом на дереве великолепнейшее Благовещение, исполненное им с величайшей тщательностью(15).
По случаю прибытия Карла V в Рим в 1535 году он для Антонио Сангалло написал светотенью несколько историй, которые были помещены на триумфальную арку, воздвигнутую против церкви Сан Марко; картины эти, как уже говорилось в другом месте, оказались лучшими из всех, написанных для этого торжества.
Когда же после этого синьор Пьер Луиджи Фарнезе, сделавшийся к тому времени владетелем города Непа, пожелал украсить этот город новыми стенами и картинами, он взял к себе на службу Франческо и отвел ему помещение в Бельведере, где тот написал для него на больших холстах гуашью несколько историй подвигов Александра Великого, которые впоследствии были вытканы во Фландрии на шпалерах. Для того же владетеля Непа он отделал большую и великолепную баню многими, написанными фреской историями и фигурами. худ. Франческо Сальвиати / Портрет молодого человекаЗасим, когда тот же Пьер Луиджи стал герцогом Кастро и впервые вступил в свои владения, весь город был украшен великолепнейшим и богатым праздничным убранством по проекту Франческо, а у городских ворот была сооружена арка, сплошь покрытая историями, фигурами и статуями, весьма толково исполненными мастерами своего дела, в частности сетиньянским скульптором Алессандро по прозванию Скерано. Другая арка в виде целого фасада была воздвигнута у «Большого камня» и еще одна — на площади. Что же касается деревянных частей, все они были выполнены Баттистой Боттичелли, и, помимо всего прочего, Франческо построил для этих торжеств красивую сцену и перспективу для комедии, которая была на ней представлена(16).
В это же время Джулио Камилло, находившийся тогда в Риме и составивший из своих сочинений книгу, которую он собирался послать французскому королю Франциску, поручил все ее украшение Франческо Сальвиати, вложившему в это старательность большую, чем в такого рода работу возможно вложить. Кардинал Сальвиати, пожелавший иметь картину из многоцветного набора, то есть из интарсии, работы фра Домиано из Бергамо, послушника доминиканского монастыря в Болонье, послал ему рисунок, который, следуя его замыслу, Франческо выполнил красным карандашом. Рисунок этот, изображавший царя Давида, принимающего помазание от Самуила, был самым лучшим и редкостнейшим произведением, когда-либо нарисованным рукой Чеккино Сальвиати. Засим, после того как Джованни из Чапарелло и Баттиста да Сангалло «Горбун» поручили флорентинцу Якопоне дель Конте, живописцу в то время еще молодому, написать в здании флорентинского сообщества Мизерикордии имени обезглавленного св. Иоанна Крестителя, расположенном под римским Капитолием, то есть во второй церкви, где проходят собрания этого сообщества, поручили, говорю я, написать историю из жития названного св. Иоанна Крестителя, а именно явление ангела Захарии во храме, они же заказали Франческо написать под этой историей другую из жития того же святого, а именно посещение Богородицей Елизаветы(17). Роспись эту, законченную им в 1538 году, Франческо написал фреской так, что она по замыслу, по композиции изображенной истории, по той строгости и стройности, с какой фигуры сокращаются в соответствии со всеми правилами, по тому, как переданы перспектива и архитектура околичностей, обнаженные тела, одежды, выражения лиц, — словом, во всех отношениях написал ее так,
Она должна быть причислена к самым прелестным и лучше всего продуманным живописным произведениям, когда-либо созданным рукою Франческо. Почему и не удивительно, что весь Рим не переставал ею восхищаться. Вокруг одного из окон он написал под мрамор разные причудливые декоративные выдумки, а также несколько небольших историй, удивительно изящных. А так как Франческо никогда не терял времени, он, работая над этим произведением, сделал много других вещей и рисунков и написал красками Фаэтона с конями Солнца по рисунку Микеланджело(18).
Все это Сальвиати показал Джорджо, который после смерти герцога Алессандро на два месяца приезжал в Рим, и обещал ему, что, как только он закончит картину, которая изображает св. Иоанна в образе мальчика и которую он пишет для своего хозяина, кардинала Сальвиати, Страсти Христовы на холсте, которые он должен отослать в Испанию, и, наконец, картину с Богоматерью, которую он пишет для Раффаэлло Аччайуоли, он собирается вернуться во Флоренцию, чтобы повидать отечество, родных и друзей, тем более что еще живы и отец его и мать, которым он всегда оказывал величайшую поддержку, в особенности тем, что пристроил двух своих сестер, из которых одна замужем, а другая иночествует в монастыре Монте Домини(19).
Итак, приехав во Флоренцию, где его радостно встретили родные и друзья, он попал в этот город как раз в то время, когда его украшали по случаю бракосочетания герцога Козимо с синьорой доньей Леонорой Толедской. Когда ему в связи с этим поручили одну из упоминавшихся выше историй, которые предназначались для убранства двора, он весьма охотно на это согласился. История же эта была та, на которой надо было изобразить императора, возлагающего герцогскую корону на главу герцога Козимо. Однако еще до того, как он ее закончил, ему захотелось сьездить в Венецию, и он передал ее Карло Портелли из Лоро, который ее и дописал по рисунку Франческо.худ. Франческо Сальвиати / Неверие св.Фомы Рисунок этот вместе со многими другими его рисунками хранится в нашей Книге(20).
Покинув Флоренцию и остановившись в Болонье, Франческо встретил там Джорджо Вазари, который уже два дня до того вернулся из Камальдоли, где он закончил те два образа, которые находятся на алтарной преграде тамошней церкви, и начал писать образ главного алтаря, а также собирался написать два больших образа для трапезной святых отцов монастыря Сан Микеле ин Боско. Он уговорил Франческо провести с ним еще два дня, а за это время кое-кто из его друзей добился того, что Франческо заказали образ, который должны были у себя иметь люди, обслуживающие госпиталь делла Морте. Однако, хотя Сальвиати сделал для этого заказа великолепнейший рисунок, люди эти, которые мало в чем разбирались, не сумели понять, что наконец представился случай, ниспосланный им самим мессером Господом Богом и сулящий Болонье возможность обладать произведениему написанным мастером своего дела. Поэтому-то Франческо, вроде как рассердившись, уехал и оставил в руках Джироламо Фаджиуоли несколько очень хороших рисунков с тем, чтобы тот их выгравировал на меди и отдал в печать. Приехав в Венецию, он был радушно принят патриархом Гримани и его братом мессером Ветторе, которые всячески его обласкали. Несколько дней спустя он для этого патриарха на восьмиугольном подрамнике размером в четыре локтя написал прекраснейшую Психею, которой, как богине подносят за ее красоту благовония и посвященные ей дары(21).
Восьмиугольник этот был помещен в доме этого синьора в одну из его гостиных, где есть потолок, середина которого была обрамлена гирляндами, написанными Камилло Мантуанцем, живописцем, отлично изображавшим пейзажи, цветы, листья, плоды и другие подобные вещи. Так вот я и говорю, что этот восьмиугольник был помещен в середине потолка, по углам которого были четыре картины в два с половиной локтя каждая, изображавшие истории про ту же Психею, написанные, как уже было сказано в жизнеописании Дженги, рукой Франческо из Форли. Восьмиугольник же этот не только без всякого сравнения красивее названных картин, но и самое прекрасное живописное произведение во всей Венеции. После этого в одной из комнат, где было много всякой лепнины работы Джованни Рикаматоре из Удине, Франческо написал фреской несколько очень изящных обнаженных и одетых фигур. Равным образом на доске, расписанной им для монахинь Тела Господня в Венеции, он с необыкновенной тщательностью изобразил мертвого Христа с Мариями и летящим ангелом, который держит в руках символы Страстей Господних. Написал он также портрет мессера Пьетро Аретино, который, как произведение редкостное, был этим поэтом послан королю Франциску с приложением стихов в честь того, кто написал этот портрет. Для камальдульских монахинь св. Христины в Болонье тот же Сальвиати по просьбе их исповедника дона Джованфранческо из Баньо написал на дереве поистине великолепнейщую картину, находящуюся в церкви этого монастыря(22).
А так как Франческо, вспоминавшему свое римское житие, наскучило жить в Венеции и так как ему казалось, что Венеция не место для рисовальщика, он оттуда уехал, направившись в Рим. худ. Франческо Сальвиати / Портрет женщиныЗавернув по дороге в Верону и в Мантую, чтобы посмотреть в первой множество всяких древностей, в ней находящихся, а во второй — творения Джулио Романе, он через Романью вернулся в Рим и прибыл туда в 1541 году.
Там, несколько передохнув, он первым делом написал портреты своих ближайших друзей мессера Джованни Гадди и мессера Аннибале Каро. Закончив их, он для капеллы камеральных клириков в папском дворце написал на дереве очень красивый алтарный образ, в церкви же немецкой колонии для одного купца этой нации начал расписывать фреской капеллу, изобразив наверху, в своде, Сошествие св. Духа на апостолов, а ниже, на половине высоты, в прямоугольнике — Воскресение Христово с солдатами, уснувшими вокруг гроба и изображенными в ракурсе в смелой и очень хорошей манере. В двух нишах он изобразил с одной стороны св. Стефана, а с другой — св. Георгия, внизу же — св. Иоанна Милостивого, подающего милостыню голому бедняку, и рядом с ними фигуру Милосердия, и с другой стороны св. Альберта, кармелитского монаха, между фигурами Логики и Мудрости. Наконец, на большом алтарном образе он написал фреской мертвого Христа с Мариями(23).
Подружившись с флорентинским ювелиром Пьеро ди Марконе и покумившись с ним, Франческо подарил своей куме, жене этого Пьеро, после ее родов прекраснейший рисунок для росписи одного из тех круглых блюд, на которых роженицам подносят угощение. На этом рисунке в прямоугольной раме, заполненной клеймами и украшенной сверху и снизу очень красивыми фигура-ми, была изображена вся жизнь человека, то есть все возрасты человеческой жизни, причем каждое клеймо подпиралось разными гарляндами, соответствовавшими каждому возрасту и времени года, в это своеобразное заполнение были в двух удлиненных овалах включены фигуры Солнца и Луны, а в середине — фигура, олицетворявшая егапетский город Саис и молившая о даровании ей мудрости перед храмом богани Паллады, словно автор хотел этим сказать, что для новорожденных младенцев следует прежде всего молиться о даровании им мудрости и доброты. С тех пор Пьеро всегда дорожил этим рисунком как прекраснейшей драгоценностью, каковой он, впрочем, и был(24).
Некоторое время спустя, после того как названный Пьеро и другие друзья написали Франческо, что хорошо было бы ему вернуться на родину, так как, мол, твердо известно, что синьор герцог Козимо наверняка найдет для него применение, не имея в своем окружении иных мастеров, кроме медлительных и нерешительных, Франческо (который также весьма рассчитывал на милости мессера Аламанно, брата кардинала и дяди герцога) в конце концов решил вернуться во Флоренцию. И вот, приехав туда, прежде чем что-либо предпринимать, он написал для мессера Аламанно великолепнейшую картину с Богоматерью, исполненную им в помещении, которое в попечительстве собора Санта Мариа дель Фьоре занимал Франческо даль Прато, превратившийся в то время из ювелира и мастера интарсии в скульптора, отливавшего бронзовые фигурки, и в живописца, с великой для себя пользой и честью. Так вот я и говорю, что в том самом помещении, где тот проживал в качестве должностного лица, ведавшего столярными и плотничьими работами попечительства. Франческо написал портреты своего приятеля Пьеро ди Марконе и Авведуто дель Чеджа, скорняка и близкого своего друга.
Этот Авведуто дель Чеджа помимо многах других вещей, исполненных рукой Франческо, обладает также и его портретом, собственноручно написанным им маслом и очень похожим. Когда же вышеназванная картина с Богоматерью была им закончена и находилась в мастерской Тассо, резчика по дереву и тогдашнего дворцового архитектора, многие ее видели и без конца ее расхваливали(25).
Однако особую ценность придало ей то обстоятельство, что Тассо, который обычно почти что все порицал, на этот раз безмерно ее хвалил, худ. Франческо Сальвиати / Св.семейство с Иоанномболее того, сказал герцогскому домоуправителю мессеру Пьерфранческо, что было бы лучше всего, если бы герцог предоставил Франческо возможность поработать над каким-нибудь значительным произведением. Этот мессер Пьерфранческо, а также Кристофано Риньери, которые были наушниками герцога, устроили дело так, что мессер Аламанно, беседуя с Его Превосходительством, сказал ему, что Франческо мечтает о том, чтобы ему дали расписать гостиную, которая перед приемной и против капеллы герцогского Дворца, и что об оплате он не беспокоится, и Его Превосходительство соблаговолило ему это предоставить. Поэтому, нарисовав небольшие наброски триумфа Фурия Камилла и многих других историй его подвигов, Франческо приступил к разбивке своих композиций по стенам этой гостиной, учитывая возможные разрывы, обусловленные размещением оконных и дверных проемов, которые были то выше, то ниже, и немалых трудов стоило ему осуществить такую разбивку, которая, обладая стройностью, в то же время не вредила бы историям. На той стене, где дверь, через которую входишь в гостиную, оставались два больших простенка по обе стороны от этой двери, а на противоположной стене с тремя окнами, выходящими на площадь, оставалось их четыре, но шире трех локтей каждый, на торцовой же стене направо от входа, где было три окна, тоже выходящих на площадь, но с другой ее стороны, было три таких же простенка, то есть приблизительно в три локтя каждый. Наконец, в противоположной торцовой стене налево от входа, в которой была мраморная дверь, ведущая в капеллу, и окно с бронзовой решеткой, оставался только один простенок, достаточно большой для того, чтобы можно было поместить в нем что-нибудь значительное. И вот на этой стене, примыкавшей к капелле, Франческо написал две истории, обрамив их коринфскими пилястрами, поддерживающими архитрав, с нижней поверхности которого, изображенной в ракурсе, свисают две роскошнейшие гарлянды и две кисти, состоящие из различных, весьма правдоподобно изображенных плодов, и на котором восседает обнаженный путт, держащий герцогский герб, то есть гербы Медичи и Толедо. Справа он изобразил Камилла, который приказывает отдать пресловутого школьного учителя во власть ребят, его учеников, а слева — его же, наносящего поражение галлам, причем видны и сражающееся войско, и огонь, пожирающий заграждения и палатки лагеря; рядом же, в обрамлении того же ордера пилястров, он изобразил в человеческий рост фигуру Случая, схватившего Фортуну за волосы, а также множество всяких узоров, написанных с удивительным искусством. На большой стене, в двух широких простенках по сторонам от главного входа, он написал две крупные и великолепнейшие истории. На первой изображены галлы, которые, взвешивая золото выкупа, добавляют к нему меч, чтобы увеличить его вес, разгневанный же Камилл силой оружия освобождает себя от выкупа; эта прекраснейшая история изобилует фигурами, пейзажами, древностями и сосудами, которые очень хорошо и по-разному написаны под золото и под серебро.
Рядом, в другой истории, показан Камилл на триумфальной колеснице, влекомой четырьмя лошадьми, а над ним венчающая его фигура Славы; перед колесницей жрецы в богатейшем облачении несут статую богини Юноны, сосуды и всякие красивейшие трофеи и захваченные доспехи; вокруг колесницы — бесчисленное множество пленников, а позади нее — отряд вооруженных солдат, в числе которых Франческо изобразил самого себя настолько хорошо, что он кажется живым; вдали, там, где проходит триумф, стоит очень красивая фигура Рима, а фигура Мира, написанная светотенью и обнимающая ворох оружия, стоит на воротах с несколькими пленниками. худ. Франческо Сальвиати / Портрет молодого аристрократаВсе это было написано Франческо с таким старанием и знанием дела, что более прекрасного произведения и не увидишь. На другой стене, обращенной на запад, посередине и в более широких простенках он изобразил вооруженного Марса в нише, под ним — обнаженную фигуру, изображающую галла, у которого на голове колпак, как у настоящих галлов, и еще в одной нише — Диану, подпоясанную шкурой и вынимающую из колчана стрелу, а рядом с ней собаку. По углам около двух других прилегающих стен изображены две фигуры Времени, из которых одна выравнивает грузы на чашах весов, а другая смешивает жидкости, переливая их из одного сосуда в другой. На последней стене против капеллы, обращенной на север, с одной стороны, по правую руку — фигура Солнца, изображенная так, что...(Пропуск в печатных изданиях) египтяне его показывают, с другой — фигура Луны, изображенной таким же образом, а посередине — фигура Удачи в виде обнаженного юноши на вершине колеса, вращающегося между фигурами Зависти, Ненависти и Злоязычия, с одной стороны, и фигурами Чести и Наслаждения — с другой, да и все прочие фигуры, описанные Лукианом. Над окнами проходит фриз, полный прекраснейших обнаженных фигур в натуральную величину, разнообразных по форме и по положениям, наряду с рядом историй, равным образом посвященных подвигам Камилла, а против фигуры Мира, сжигающей оружие, изображена фигура реки Арно, которая, держа в одной руке переполненный рог изобилия, приподнимает другой рукой занавес, за которым открывается фигура Флоренции и все величие ее первосвященников и героев дома Медичи. Кроме того, он написал цоколь, проходящий под всеми этими историями и нишами, изобразив на нем ряд женских герм, держащих гирлянды, посередине этого цоколя помещены овалы с историями о том, как народы поклоняются Сфинксу и реке Арно. Франческо вложил в эту роспись все усердие и все старания, какие только можно вообразить, и благополучно довел ее до конца, несмотря на многие препятствия, мешавшие ему оставить своей родине произведение, достойное его и столь великого государя(26).
Франческо был от природы человеком угрюмым и чаще всего, когда работал, не терпел около себя никого, тем не менее, только что приступив к этой росписи, он, как бы насилуя собственную природу и притворяясь, что у него широкая натура, совсем запросто позволял Тассо и другим своим друзьям, оказавшим ему какую-нибудь услугу, смотреть, как он работает, и старался, как мог, всячески их обласкать. Когда же он со временем, как говорят, обжился при дворе и ему казалось, что он в милости, он, снова поддавшись своему гневливому и язвительному нраву, вовсе перестал с ними считаться; хуже того, чужие произведения он расценивал и хулил обычно в самых обидных выражениях, вознося свои, да и самого себя до небес (что и служило оправданием для его недругов). Эти повадки, которые не нравились большинству, а равным образом и некоторым художникам, возбудили против него такую ненависть, что Тассо и многие другие стали из его друзей его противниками и начали причинять ему немало хлопот и неприятностей. В самом деле, хотя они и признавали то превосходство, которым он обладал в искусстве, и ту легкость и быстроту, с которыми он в совершенстве и отличнейшим образом выполнял свои работы, они, с другой стороны, всегда находили повод для порицания, а поскольку им так никогда и не удалось бы его опорочить и ему навредить, если бы они только позволили ему укрепиться в своем положении и наладить свои дела, то они заблаговременно и стали под него подкапываться и ему досаждать. Поэтому многие живописцы, да и другие, объединившись и вступив в заговор, начали в более высоких кругах сеять слухи о том, что из работы в гостиной якобы ничего не получается и что Франческо, мол, набив себе руку, не изучает того, что делает. Этим они жестоко и поистине всуе на него клеветали, ибо, если даже он и не пытался писать именно так, как писали они, это все же вовсе не значило, что он ничего не изучает, что вещи его не обладают выдумкой и бесконечной прелестью и что они не отлично исполнены. худ. Франческо Сальвиати / Портрет флорентинского дворянинаОднако, так как названные его противники никак не могли своими произведениями посрамить его таланта, они хотели его доконать такими словами и попреками. Но в конце концов сила таланта и истина берут свое.
Сначала Франческо только посмеивался над этими слухами, но, видя, что они разрастаются, переходя за грани пристойности, он не раз жаловался на это герцогу. Заметив же, что этот синьор явно не оказывает ему тех милостей, на которые он рассчитывал, и не обращает внимания на его жалобы, он стал уже падать духом настолько, что супостаты его, обнаглев, распустили слух, будто его истории, написанные им в этой гостиной, подлежат уничтожению, никому не нравятся и не имеют в себе ничего хорошего. Все эти удары, наносимые ему завистью и злословием его противников, довели Франческо до того, что, не будь участия, оказанного ему мессером Лелио Торелли и мессером Пасквино Буртини, а также другими его друзьями, он, конечно, уехал бы, отступив перед своими противниками, которые этого-то как раз и добивались.
Однако вышеупомянутые друзья, уговаривавшие его во что бы то ни стало закончить роспись гостиной и другие начатые им вещи, его удержали, как это, впрочем, сделали и многие другие его друзья, находившиеся за пределами Флоренции, которым он писал о том, как его преследуют. В числе прочих и Джорджо Вазари, в ответ на письмо Сальвиати того же содержания, убеждал его перетерпеть, говоря, что преследуемая добродетель закаляется, как золото на огне, и добавляя, что должно наступить время, когда его доблесть и его талант будут признаны, и что ему остается сетовать только на самого себя, раз он не знал ни нравов, ни особенностей, свойственных людям и художникам его отечества. Итак, невзирая на все неприятности и преследования, которые на себе испытал бедный Франческо, он все же закончил эту гостиную, то есть те фрески, которые он взялся написать на ее стенах, ибо на потолке, вернее кессонах, ему писать было нечего, так как этот плафон, сплошь позолоченный, покрыт настолько богатой резьбой, что такой, как она есть, лучшей работы и не увидишь. В довершение всего герцог заказал два новых оконных витража с эмблемами и гербами его самого и Карла V. В этом роде работ ничего лучшего сделать невозможно, ибо витражи эти были исполнены аретинским живописцем Баттистой дель Борро, редкостным мастером этого дела(27).
После этой гостиной Франческо расписал темперой для Его Превосходительства плафон зимней столовой, изобразив на нем множество всяких эмблем и фигурок, и отделал великолепнейший кабинет, находящийся как раз над зеленой комнатой. Написал он также портреты некоторых из детей герцога, а в один из карнавалов, справляющихся ежегодно, соорудил в большом зале сцену и перспективу для комедии, которая была там поставлена, и сделал это так красиво и в манере столь отличной от того, как это до него делалось во Флоренции, что постановка эта была признана лучшей из всех. Впрочем, удивляться этому не приходится, так как ни малейшему сомнению не подлежит, что Франческо во всех своих произведениях всегда отличался большим вкусом, многообразной манерой, чем кто-либо другой из тогдашних художников Флоренции, проявляя в своем обращении с красками и опыт большого мастера, и очарование колорита. Написал он также лицо, иначе говоря, портрет синьора Джованни деи Медичи, отца герцога Козимо, отменнейшее произведение, находящееся ныне в гардеробной названного синьора герцога(28).
Для своего ближайшего друга Кристофано Риньери он написал прекраснейшую Богоматерь, на картине, находящейся ныне в приемной Совета Десяти, для Ридольфо Ланди — картину с фигурой Любви, лучше которой и быть не может, а для Симоне Корси опять-таки картину с Богоматерью, получившую очень высокую оценку. Для мессера Донато Аччайуоли, родосского рыцаря, с которым он всегда был особенно близок, он написал несколько очень красивых небольших картин. Равным образом им же был написан на дереве Христос, показывающий св. Фоме, который не верит, что он только что воскрес, раны и увечия, нанесенные ему евреями; доску эту вывез во Францию Томмазо Гваданьи и поместил ее в капелле флорентинцев в одной из церквей города Лиона. худ. Франческо Сальвиати / Портрет молодого мужчиныПо просьбе же названного Кристофана Риньери и фламандского ковровых дел мастера Джованни Роста Франческо изобразил всю историю Тарквиния и римлянки Лукреции на многих картонах, из которых получилось дивное произведение, после того как картины эти были осуществлены на коврах, вытканных золотом, шелком и начесом. Герцог, по заказу которого названный мастер Джованни как раз в это время изготовлял во Флоренции тоже аррасские ковры из золота и шелка для Залы Двухсот и который, как уже говорилось, поручил Бронзино и Понтормо нарисовать для них картоны с историями Иосифа иудейского, пожелал, чтобы и Франческо сделал один картон, а именно толкование сна о семи тучных и тощих коровах. В этом картоне, говорю я, Франческо постарался как можно более тщательно соблюсти все необходимое для такого рода работ и все, что только требуется для тканого изображения: смелые выдумки и разнообразные композиции должны иметь такие фигуры, которые друг от друга определенно отличались бы рельефностью, живостью цвета и богатством одеяний и нарядов. А так как и этот ковер и другие получились удачно, Его Превосходительство решил обосновать это ремесло во Флоренции и велел обучить ему нескольких мальчиков, которые теперь подросли и изготовляют отличнейшие вещи для этого герцога(29).
Франческо написал опять-таки маслом прекраснейшую картину с Богоматерью, находящуюся ныне в спальне мессера Алессандро, сына мессера Оттавиано Медичи. Для названного же мессера Пасквино Бертини он написал на холсте другую Богоматерь с младенцами Христом и св. Иоанном, смеющимися над попугаем, которого они держат в руках, вещь смелую и очень привлекательную. Для него же он сделал прекраснейший рисунок Распятия, вышиной почти что в локоть, с Магдалиной у ног его и в такой необычной и прелестной манере, что прямо чудо. С этого рисунка, который мессер Сильвестро Бертини передал своему ближайшему другу Джироламо Рацци, ныне дону Сильвано, два цветных распятия написал Карло из Лоро, сделавший после этого много других распятий, рассеянных по всей Флоренции(30).
Джованни и Пьеро, сыновья Агостино Дини, построившие в церкви Санта Кроче по правую руку от среднего входа очень богатую капеллу из мачиньо и в ней гробницу для Агостино и других членов их семейства, поручили образ для этой капеллы написать Франческо, изобразившему на нем Христа, которого снимают со креста Иосиф Аримафейский и Никодим, а у ног его лишившуюся чувств Богоматерь рядом с Марией Магдалиной, св. Иоанном и другими Мариями(31). Образ этот Франческо написал на дереве с таким искусством и с таким старанием, что необыкновенно прекрасен не только обнаженный Христос, но и все остальные фигуры, отлично расставленные и написанные с большой силой и очень рельефно. И хотя сначала образ этот и был хулим противниками Франческо, он тем не менее повсеместно заслужил ему громкую славу, и никто из тех, кто после этого хотел с ним соперничать, так его и не превзошел.
Перед своим отьездом из Флоренции он же написал портрет вышеупомянутого мессера Лелио Торелли и несколько других мало значительных вещей, о которых я подробнее ничего не знаю. Однако в числе прочего он закончил лист с Обращением св. Павла, который был нарисован им гораздо раньше, еще в Риме, который очень красив и который он отдал гравировать на меди во Флоренции Энею Вико из Пармы, герцог же соблаговолил выплачивать ему во Флоренции обычное содержание и жалование вплоть до окончания этой работы. А так как в это время, а было это в 1548 году, Джорджо Вазари находился в Римини(32), работая фреской и маслом над теми вещами, о которых говорилось в другом месте, Франческо написал ему длинное письмо, в точности сообщая ему обо всем, и о том, как идут его дела во Флоренции, в частности же, что он сделал рисунок для главной капеллы церкви Сан Лоренцо, которую по приказу герцога предстояло расписать, но что в связи с этим ему перед Его Превосходительством оказали весьма дурную услугу и что, помимо всего прочего, он почти что наверняка уверен в том, что герцогский домоуправитель мессер Пьерфранческо его рисунка и не показывал, худ. Франческо Сальвиати / Поклонение младенцупочему работа эта уже заказана Понтормо, и что, наконец, он по этой причине возвращается в Рим с самым дурным мнением о людях и художниках своего отечества. Итак, вернувшись в Рим, где он купил себе дом около дворца кардинала Фарнезе и пробавлялся мелкими заказами, он вдруг через посредство мессера Аннибале Каро и дона Джулио Кловио получил от названного кардинала предложение расписать капеллу во дворце Сан Джорджо, в которой он сделал прекраснейшие лепные членения и написал прелестную фреску на ее своде, изобразив в ней множество фигур и истории из жития св. Лаврентия, а на каменной плите написал маслом Рождество Христово, включив в эту прекраснейшую картину портрет названного кардинала. Засим, когда ему была заказана другая работа в упоминавшемся выше сообществе Милосердия, где Якопо дель Конте написал проповедь и Крещение св. Иоанна, в которых он если и не превзошел Франческо, то проявил себя с лучшей стороны, и где несколько других вещей были сделаны Франко-венецианцем и Пирро Лигорио, Франческо изобразил как раз рядом с другой написанной им же историей Посещения, Рождество того же св. Иоанна, историю, которая хотя и отлично им написанная, все же несравнима с первой. Равным образом и на торцовой стене здания этого сообщества он для мессера Бартоломео Буссотти написал фреской две фигуры, а именно св. апостолов Андрея и Варфоломея, которые очень хороши и между которыми находится алтарный образ с изображением Снятия со креста работы названного Якопо дель Конте, превосходнейшая живопись и лучшее из всего, что было им до того написано(33).
В 1550 году, когда первосвященником был избран Юлий III, Франческо, участвуя в убранстве по случаю коронации, написал для арки, воздвигнутой на лестнице перед собором св. Петра, несколько прекраснейших историй светотенью. После этого, но в том же году, когда сообщество св. Даров соорудило в церкви Минервы усыпальницу со многими ступенями и колонными ордерами, Франческо сделал на ней несколько одноцветных историй и фигур, которые были признаны очень красивыми. В одной из капелл церкви Сан Лоренцо ин Дамазо он написал фреской двух ангелов, поддерживающих полог, рисунок к одному из которых находится в нашей Книге. Фреской же он написал на главном фасаде трапезной монастыря Сан Сальваторе дель Лауро а Монте Джордано свадьбу в Кане галилейской, когда Иисус Христос превратил воду в вино, со множеством фигур, а по бокам несколько святых, папу Евгения IV, принадлежавшего к этому ордену, и других его основателей, внутри же над дверью этой трапезной, на картине, написанной маслом, изобразил св. Георгия, убивающего змия, произведение, завершенное им с большим знанием дела, тонкостью и прелестью колорита. Почти что в это же самое время он послал мессеру Аламанно Сальвиати во Флоренцию большую картину, на которой написаны Адам и Ева, вкушающие от запретного плода, стоя около древа жизни, и это — прекраснейшая вещь(34).
Для синьора Рануччо, кардинала Сант Аньоло из дома Фарнезе, в гостиной против главного зала дворца Фарнезе Франческо расписал две стены с великолепнейшей выдумкой. На одной из них он изобразил синьора Рануччо Фарнезе Старшего, получающего от Евгения IV жезл военачальника св. церкви в присутствии нескольких фигур, олицетворяющих Добродетели, а на другой — папу Павла III Фарнезе, вручающего этот жезл синьору Пьер Луиджи, а вдали — императора Карла V, приближающегося к зрителю в сопровождении Алессандро, кардинала Фарнезе и других синьоров, написанных им с натуры. И на этой фреске помимо названных и многих других подробностей он написал Славу и другие фигуры, которые очень хорошо сделаны. Правда, работа эта была закончена им не целиком, но дописана Таддео Дзуккеро из Сант Аньоло, как о том будет сказано в своем месте. Он придал должную соразмерность и законченность той капелле в церкви дель Пополо, которая была в свое время начата венецианцем братом Себастиано для Агостино Киджи, но так как она была не закончена, Франческо ее закончил, как уже говорилось в связи с братом Бастиано в его жизнеописании(35).
Для кардинала Риччо из Монтепульчано он в его дворце на улице Джулиа расписал великолепнейшую залу, худ. Франческо Сальвиати / Мужской портретизобразив в ней фреской много историй про Давида, в том числе Вирсавию, моющуюся в купальне вместе со многими другими женщинами в то время, как Давид ее разглядывает. История эта отлично скомпонована, изящна и настолько богата выдумкой, что другой такой и не увидишь. На другой фреске — смерть Урии, а еще на одной — ковчег, перед которым шествуют много музыкантов, минуя же еще несколько, мы увидим отлично скомпонованное сражение Давида с его врагами. Коротко говоря, роспись этой залы вся полна изящества, прекраснейших фантазий и многих смелых и затейливых вымыслов. Членения ее сделаны весьма обдуманно, а колорит в высшей степени привлекательный(36). Да и говоря по правде, Франческо, чувствуя себя в полной силе и богатым на выдумку и имея руку, послушную таланту, всегда охотно взялся бы за большую и отнюдь не рядовую работу, не будь его странное отношение к друзьям, выразившееся не в чем ином, как в том, что ему, как человеку переменчивому и кое в чем непостоянному, сегодня нравилось то, что назавтра готов был возненавидеть, да и мало было у него значительных заказов, из-за которых он в конце концов не вступил бы в пререкания из-за цены. Вот почему многие его и избегали.
После этих работ, когда Андреа Тассини должен был послать какого-нибудь живописца королю Франции и он в 1554 году безуспешно утоваривал Вазари, ответившего, что он ни за какие деньги, обещания и надежды, как бы велики они ни были, не собирается покинуть службу у герцога Козимо, своего господина, Тассини в конце концов договорился с Франческо и увез его во Францию, обязуясь, если он не расплатится с ним во Франции, расплатиться с ним в Риме. Однако, перед тем как уехать из Рима, Франческо, думая, что ему никогда уже больше не придется вернуться, продал дом, имущество и все прочее, кроме должностей, которые он занимал. Но дело обернулось не так, как он это предполагал, ибо, когда он приехал в Париж, где он был ласково и с большим почетом принят королевским живописцем и архитектором аббатом Сан Мартино мессером Франческо Приматиччо, его, судя по тому, что говорят, сразу же раскусили и поняли, что это был за человек. Действительно, не было произведения ни Россо, ни каких-либо других мастеров, которые он с первого же взгляда не осудил бы совершенно открыто и уж очень развязно. Поэтому, так как каждый ожидал от него нечто по меньшей мере великое, кардинал Лотарингии, его пригласивший, поручил ему заняться росписями в его дворце в Дампьери. Сделав множество рисунков, Франческо наконец приступил к работе и написал фреской несколько историй на карнизах каминов и сплошь расписал историями один кабинет, что, как говорят, получилось у него на диво. Однако по той или иной причине, но работы эти большой похвалы ему не заслужили. К тому же его там невзлюбили, так как природа его в корне противоречила природе жителей этой страны. В самом деле, насколько там ценят и любят людей веселых, общительных, живущих на широкую ногу, охотно проводящих время в компании на пирах, настолько там, я не скажу чтоб избегают, но недолюбливают и не жалуют тех, кто, подобно Франческо, от природы угрюмы, трезвы, хворы и неуживчивы. Правда, кое-что и можно было бы ему простить, однако, хотя здоровье его и не позволяло ему засиживаться за трапезами и злоупотреблять едой и питьем, все же он мог бы быть более мягким в обращении, но, что хуже всего, в то время как он обязан был, согласно обычаям этой страны и тамошних дворов, быть на виду и обхаживать других, ему хотелось и он считал заслуженным, чтобы все как один обхаживали его. В конце концов, так как король, а равным образом и кардинал были заняты всякими войнами и так как ни жалованья, ни прочих обещанных ему благ и в помине не было, Франческо, пробыв там целых двенадцать месяцев, решил возвратиться в Италию.
Итак, заехав в Милан (где кавалер Леоне, аретинец, его приветливо принял в своем доме, который он себе построил с большой роскошью, наполнив его античными и современными статуями и гапсовыми слепками с редких произведений, как об этом будет сказано в другом месте), пробыв там пятнадцать , дней и отдохнув, он прибыл во Флоренцию(37). худ. Франческо Сальвиати / Давид, танцующий перед святым ковчегомПосетив там Джорджо Вазари и сказав ему, насколько тот хорошо сделал, что не поехал во Францию, он рассказал ему такое, что у кого бы то ни было пропало бы всякое, даже самое сильное желание там побывать. Перебравшись из Флоренции в Рим, он затеял дело против тех, кто якобы по его доверенности присвоил себе его жалованье, поступавшее ему от кардинала Лотарингии, и заставил их выплатить ему все сполна. Получив эти деньги, он купил себе, помимо тех, что у него были раньше, еще несколько должностей, твердо решив обеспечить себе существование, памятуя о своих недугах и о полной расшатанности своего здоровья. Однако, несмотря на это, ему все же хотелось быть связанным крупными заказами, но, поскольку ему не так-то скоро удавалось их получить, он некоторое время пробавлялся писанием картин и портретов.
После смерти Павла IV и избрания Пия, также четвертого, который, сильно увлекаясь строительством, пользовался в архитектуре услугами Пирро Лигорио, Его Святейшество приказал кардиналам Фарнезе и Эмулио поручить завершение большой залы, под названием Королевской, Даниелло из Вольтерры, которым эта зала в свое время была начата. Названный досточтимейший Фарнезе приложил все свои усилия к тому, чтобы Франческо получил половину этого заказа, однако, так как по поводу это-го возникло длительное препирательство между Даниелло и Франческо и так как Микеланджело Буонарроти особенно старался в пользу Даниелло, долгое время так и не могли договориться.
Между тем вместе с кардиналом деи Медичи, сыном герцога Козимо, в Рим приехал и Вазари, и когда Франческо рассказал ему о всех своих злоключениях, и в частности о тех, которые по вышеназванным причинам постигли его именно сейчас, Джорджо, сильно полюбивший талант этого человека, доказал ему, что он до сих пор очень плохо управлялся со своими делами, и посоветовал впредь предоставить это ему, так как он, мол, во всяком случае добьется того, что именно ему, Франческо, достанется роспись половины названной Королевской залы, с которой Даниелло сам справиться никак не сможет, будучи человеком медлительным и нерешительным и, пожалуй, не настолько большим мастером своего дела и не столь же разносторонним, как Франческо. Так обстояли дела, и пока что ничего не предпринималось, как вдруг через несколько дней папа попросил Вазари расписать часть названной залы. На что, Вазари не побоялся ответить, что ему во дворце своего синьора, герцога Козимо, предстояло расписать залу втрое больших размеров, а к тому же и то, что, мол, дурно с ним обошелся папа Юлий III, для которого он столько потрудился над его виллой в Монте, и что он, с другой стороны, больше уж и не знает, на что надеяться от некоторых людей, добавив, что не угодно ли будет Его Святейшеству распорядиться, чтобы ему был возвращен или оплачен тот алтарный образ, который был им безвозмездно для него написан в его дворце и на котором был изображен Христос, призывающий от сетей Петра и Андрея у Тивериадского моря (образ этот был изъят Павлом IV из капеллы, построенной Юлием III над коридором Бельведера, и должен был бьггь послан в Милан)(38). Отвечая на все это, папа сказал, что он об этом образе (не важно, правда это была или неправда) ничего не знает и хочет на него взглянуть. И вот, приказав его принести и посмотрев на него при плохом свете, Его Святейшество соблаговолило возвратить его Вазари. После чего, возобновив разговор о зале, Джорджо без всяких обиняков заявил папе, что Франческо — первый и лучший живописец Рима, что он должен на него положиться, так как никто другой лучше, чем Франческо, обслужить его не сможет, и что, хотя Буонарроти и кардинал Карпи и поддерживают Даниелло, они делают это скорее из дружеского расположения и, быть может, из пристрастия, чем из-за чего-либо другого. Возвратимся, однако, к самому образу; не успел Джорджо уйти от папы, как тот сейчас же послал образ на дом к Франческо, который после этого перевез его для Джорджо из Рима в Ареццо, где, как мы об этом уже говорили в другом месте, Вазари поместил его в приходскую церковь этого города, не поступившись для этого на щедрые и достойные расходы.
Вопрос о росписи Королевской залы находился в том положении, о каком говорилось выше, когда Вазари, сопровождавший герцога Козимо до Сиены, откуда Его Превосходительство собирался направиться в Рим, перед его отьездом горячо рекомендовал ему Сальвиати с просьбой замолвить о нем слово перед папой, Франческо же он написал о том, как себя вести по приезде герцога в Рим(39). И в этом Франческо ни на йоту не отступил от совета, преподанного ему Джорджо: действительно, когда он явился на поклон к герцогу, последний при виде его выразил на лице своем величайшее благоволение и вскоре столь успешно хлопотал за него перед Его Святейшеством, что половина названного зала была ему заказана. худ. Франческо Сальвиати / Испытание (деталь)Приступая к этой работе, Франческо первым долгом сбил одну из историй, начатую Даниелло, что впоследствии и вызвало между ними немало столкновений. Как уже говорилось, этот первосвященник пользовался в архитектуре услугами Пирро Лигорио, который поначалу всячески благоволил Франческо и так бы и продолжал, если бы только Франческо, однажды приступив к работе, не перестал считаться ни с Пирро, ни с кем-либо другим, вследствие чего он для него из друга превратился вроде как в противника, что вскоре и обнаружилось по многим весьма очевидным признакам. В самом деле, Пирро стал говорить папе, что в Риме много молодых и дельных живописцев и что хорошо было бы, чтобы отделаться от этой залы, заказать каждому из них по истории и посмотреть, что из этого в конце концов получится. Такое поведение Пирро, с которым папа, видимо, соглашался, настолько не понравилось Франческо, что он, глубоко возмущенный, бросил и работу, и борьбу, считая, что его не сумели оценить. И вот, сев на коня и никому не сказав ни слова, он появился во Флоренции, где в том же состоянии, не считаясь с друзьями, остановился в гостинице, словно он не у себя на родине и нет у него там ни знакомого, ни человека, который так или иначе мог бы ему помочь. Засим, приложившись к руке герцога, он был так им обласкан, что можно было на многое надеяться, будь Франческо от природы иным и последуй он совету Джорджо, уговаривавшего его продать все должности, которые у него были в Риме, и вернуться во Флоренцию, дабы спокойно наслаждаться родиной и друзьями и избежать опасности потерять вместе с жизнью все плоды, добытые им в поте лица и ценой невыносимых страданий. Вместо этого Франческо, которым руководили алчность, гнев и жажда мести, решил во что бы то ни стало и в ближайшие же дни вернуться в Рим.
Между тем, покинув гостиницу, он, по настоянию друзей, перебрался в дом к мессеру Марко Финале, настоятелю церкви Санто Апостоле, где, как бы коротая время, он для мессера Якопо Сальвиати написал красками на серебряной ткани Богоматерь и других Марий — прекраснейшую вещь; освежил также тондо с герцогским гербом, которое было им когда-то написано и повешено над дверью дворца мессера Аламанно, а для названного мессера Якопо составил прекраснейшую книгу с изображениями причудливых маскарадных нарядов и разного убранства людей и лошадей(40), так как он всегда бывал обласкан бесчисленными любезностями этого синьора, которого искренне огорчала сумасбродная и чудная натура Франческо и которому на этот раз так и не удалось, как раньше, заполучить его к себе в дом. Наконец, когда Франческо уже собрался ехать в Рим, Джорджо, как друг, напомнил ему, что он богат, в летах, что здоровье у него неважное и выносливость уже не та и что потому пора бы ему подумать о спокойной жизни и отказаться от всяких склок и препирательств, тем более что он уже давно с легкостью мог бы всего этого достигнуть, обладая достаточной обеспеченностью и почетом, не будь он таким скупым и падким до наживы. К тому же он побуждал его продать большую часть имевшихся у него должностей и устроить свои дела так, чтобы при любых обстоятельствах, будь то нужда или неожиданно стрясшаяся беда, он мог вспомнить о друзьях и о тех, кто и раньше служил ему верой и правдой. Франческе обещал вести себя хорошо и в поступках своих, и в словах и признал, что Джорджо прав, однако, как это и бывает с большинством людей, которые все откладывают на завтрашний день, он так ничего и не сделал.
Когда Франческо прибыл в Рим, он обнаружил, что кардинал Эмулио уже заказал истории для залы, а именно передал одну из них Таддео Дзуккеро из Сант Аньоло, одну — Ливио из Форли, одну — Орацио из Болоньи, еще одну — Джироламо Сермонте и другие другим. Сообщив об этом Джорджо и спросив его, следует ли ему продолжать ту, что он начал, Франческо получил от него ответ, что хорошо было бы, если бы одну историю он закончил после стольких сделанных им маленьких рисунков и больших картонов, невзирая на то, что большая часть росписи заказана стольким художникам, значительно худшим, чем он, и что пусть он приложит все свои усилия к тому, чтобы в своей работе как можно больше приблизиться к росписям Буонарроти на стене и своде Сикстинской капеллы, а также в капелле Паолине, ибо, как только увидят его историю, все остальные, мол, будут тотчас же сбиты и вся роспись будет, к великой его славе, целиком заказана ему, и пусть он помнит, что не следует считаться ни с выгодой, ни с деньгами, ни с неприятностями, которые может причинить заказчик, ибо честь куда важнее, чем что бы то ни было. худ. Франческо Сальвиати / Лютер и кардинал ГаэтаниКопии и оригиналы всех этих писем, предложений и ответов находятся в числе прочих писем, которые мы храним в память такого человека, нашего ближайшего друга, а также в числе тех, написанных нашей рукой, которые, вероятно, были обнаружены среди его вещей(41).
После всего этого Франческо, пребывая в состоянии раздражения, неуверенности, что ему делать дальше, душевной подавленности, телесного недомогания и общей слабости от постоянного лечения, он в конце концов заболел смертельной болезнью, которая в короткий срок свела его в могилу, не оставив ему времени полностью распорядиться своим имуществом. Одному из своих учеников, по имени Аннибале, сыну Нанни сына Баччо Биджо, он оставил шестьдесят скудо, ежегодно выплачиваемых в банке Мон-Делле Фарине, четырнадцать картин, все рисунки и другие предметы, относящиеся к искусству. Остальные свои вещи он завещал монашке, сестре Габриелле, своей сиделке, хотя я слышал, что она, как говорится, осталась несолоно хлебавши. Все же в ее руки должна была попасть картина, написанная им на серебряной ткани и обрамленная шитьем не то для португальского, не то для польского короля, но завещанная ей, чтобы она хранила ее в память о нем. Все прочее, а именно те должности, которые он покупал после нестерпимых лишений, начисто пропало(42).
Франческо умер в день св. Мартина, 11 ноября 1563 года, и был похоронен в Сан Джеронимо, церкви, находящейся поблизости от того дома, где он жил.
Смерть Франческо нанесла искусству величайший вред и тяжелую утрату, ибо хотя он и достиг возраста пятидесяти четырех лет и был слабого здоровья, но, во всяком случае, он неустанно продолжал учиться и творить, а под конец занялся мозаичными работами, и по всему было видно, что он сохранил смелость воображения и охотно взялся бы еще за многое. И если бы нашелся государь, который понял бы его нрав и дал бы ему работать, как ему вздумается, он создал бы чудесные вещи, ибо, как мы уже говорили, он обладал богатством и неисчерпаемым изобилием в измышлении чего бы то ни было и разносторонностью во всех областях живописи. Он придавал своим лицам, в какой бы манере он их ни писал, обаятельнейшую красоту и владел обнаженным телом так же хорошо, как любой другой из современных ему живописцев. В изображении одежд он пользовался прелестнейшей и мягкой манерой, располагая их таким образом, что тело всегда просвечивало там, где это было уместно, и, одевая свои фигуры всегда по-новому, он проявлял смелость и разнообразие в прическах, обуви и любых других видах украшений. С масляными, темперными и фресковыми красками обращался он так, что можно смело утверждать, что он был одним из самых сильных, ловких, смелых и проникновенных художников нашей эпохи, да и мы, общавшиеся с ним в течение стольких лет, можем достоверно это засвидетельствовать. И хотя благодаря свойственному хорошим художникам стремлению друг друга превзойти между нами всегда существовало своего рода честное соперничество, однако никогда наша привязанность и наша взаимная любовь от этого не страдали, если это хоть сколько-нибудь затрагивало дружбу, хотя, повторяю, каждый из нас друг с другом и состязался, работая во всех самых знаменитых городах Италии, в чем можно убедиться по бесчисленному множеству писем, хранящихся, как я уже говорил, у меня и написанных рукою Франческо.
Сальвиати был от природы человеком добрым, но подозрительным, легковерным, острым, тонким и проницательным, и когда он заводил речь о некоторых представителях наших искусств, будь то в шутку или всерьез, он часто обижал, а иной раз глубоко задевал за живое. Он любил общаться с людьми образованными и великими мира сего и всегда ненавидел художников плебеев, если даже они в чем-либо и проявляли свое мастерство. Он всегда избегал тех, что постоянно злословят, и, когда о них заходила речь, он их беспощадно клеймил, но больше всего не любил он мошенничества, которыми иной раз занимаются художники и о которых он уже здорово умел поговорить, после того как побывал во Франции и о некоторых из них наслышался. Иногда, чтобы меньше поддаваться меланхолии, он, бывало, встретится с друзьями, принуждая себя к веселью. Но ведь, в конце концов, эта его нерешительная, подозрительная и неуживчивая натура не вредила никому, кроме него.
Величайшим другом его был работавший в Риме флорентинский ювелир Манно, человек редкостный в своем деле и безупречный по поведению и по доброте, так как он был обременен большим семейством, Франческо завещал бы этому хорошему человеку и отличному художнику большую часть своего имущества, если бы мог им распоряжаться, и не потратил все свои труды на приобретение должностей только для того, чтобы после его смерти они вернулись к папе. Ближайшим его другом был равным образом и вышеназванный скорняк Авведуто дель Авведуто, который был самым любящим и самым преданным из всех друзей, когда-либо бывших у Франческо, и будь он в Риме, когда умирал Франческо, последний кое в чем распорядился бы, пожалуй, более разумно, чем он это сделал.худ. Франческо Сальвиати / Батсеба направляется к Давиду Его же питомец был испанец Ровиале, который многое написал совместно с Франческо, самостоятельно же исполнил образ с Обращением св. Павла для римской церкви Санто Спирито(43).
Очень любил Сальвиати и Франческо, сына Джироламо из Прато, в обществе которого он, как говорилось выше, еще в детстве занимался рисованием. Этот Франческо обладал прекраснейшим талантом и рисовал лучше, чем любой другой ювелир в его время, да и не уступал своему отцу Джироламо, работавшему по листовому серебру лучше, чем кто бы то ни было из равных ему мастеров. И, как говорят, ему все легко удавалось: в самом деле, выровняв серебряный лист разными колотушками и положив его на болванку, он подкладывал под него не слишком твердую и не слишком мягкую смесь из воска, сала и смолы, на которую через лист при помощи железок нажимал то глубже, то легче, получая таким образом то, что ему хотелось, — головы, туловища, руки, ноги, спины, — словом, все, что ему вздумается и что от него требовали те, кто приносил обет, подвешивая эти части тела к святым образам, находящимся в той или иной обители, где они удостоились божеской милости или где молитвы их были услышаны. И так этот Франческо занимался не только изготовлением обетных фигурок, как это делал его отец, работал также и в интарсии и в дамасской чеканке по стали, золоту и по серебру, делая листья, плитки, фигуры и, по желанию, всякие другие вещи. Таким способом он изготовил полные доспехи пехотинца для Алессандро деи Медичи. И в числе многих, им же отчеканенных медалей, есть некоторые, очень красивые, с головой названного герцога Алессандро, которые были брошены в фундамент при закладке крепостных ворот в Фаэнце вместе с другими медалями, имевшими на одной стороне голову папы Климента VII, а на обороте обнаженную фигуру Христа с орудиями его страстей. Франческо увлекался также и скульптурой и отлил несколько изящнейших бронзовых фигурок, приобретенных герцогом Алессандро. Он же отполировал и довел до болыиого совершенства четыре схожих друг с другом фигуры: Леду, Венеру, Геркулеса и Аполлона, которые были сделаны Баччо Бандинелли и подарены тому же герцогу(44).
Итак, разочаровавшись в ювелирном искусстве и не имея возможности заниматься скульптурой, которая требует слишком многого, Франческо, который хорошо владел рисунком, обратился к живописи, но, так как он был человеком не очень деятельным и не особенно заботился о том, чтобы его занятия живописью получили огласку, он многое писал исключительно для себя. Между тем когда (как я уже говорил в начале этого жизнеописания) Франческо Сальвиати приехал во Флоренцию и в помещении, которое он занимал в попечительстве собора Санта Мариа дель Фьоре, писал картину для мессера Аламанно, Франческо дель Прато, видя, как работает Сальвиати, стал по этому случаю заниматься живописью с гораздо большим рвением, чем он это делал раньше, и написал прекраснейшую картину, изображавшую обращение св. Павла и находящуюся ныне у Гуильельмо дель Товалья, а затем на подрамнике того же размера изобразил змей, падающих с неба на еврейский народ, а еще на одном — Иисуса Христа, вызволяющего праотцов из ада.
Последние две картины очень хороши и находятся ныне во владении дворянина Филиппо Спини, большого любителя наших искусств. Не говоря о многах других мелких вещах, что Франческо дель Прато рисовал много и хорошо, можно видеть и по некоторым его рисункам, хранящимся в нашей Книге(45). Умер он в 1562 году, и смерть его глубоко опечалила всю Академию, так как он был не только мастером своего дела в искусстве, но и таким хорошим человеком, каких еще не бывало.
Учеником Франческо Сальвиати был Джузеппе Порта из Кастельнуово делла Парфаньяна, которого в честь его учителя называли Джузеппе Сальвиати. Привезенный в Рим в 1535 году своим дядей, секретарем пизанского архиепископа монсиньора Онофрио Бартолини, он смолоду познакомился с Сальвиати и, состоя при нем, в короткое время научился не только отлично рисовать, но и превосходнейшим образом писать красками.худ. Франческо Сальвиати / Рануччио Фарнезе в 12-летнем возрасте Позднее, отправившись со своим учителем в Венецию, он настолько сблизился со знатью этого города, что, оставшись там после того, как тот уехал, объявил, что считает Венецию своим отечеством, а женившись, он навсегда там поселился и за малыми исключениями нигде не работал, кроме как в Венеции. На площади церкви Сан Стефано он расписал фасад дома семейства Лорендани цветными фресками, очень красивыми и выполненными в хорошей манере. Равным образом и в приходе Сан Поло он расписал дом семейства Бернарди и еще один за церковью Сан Рокко — отличнейшую вещь. Светотенью же й большим количеством историй он расписал три очень больших фасада: один в приходе Сан Моизе, второй в приходе Сан Кассиано и третий в приходе Санта Мариа Дзебенико. Равным образом фреской расписал он внутри и снаружи дворец семейства Приули, богатую и обширную постройку в местечке, именуемом Тревилле и расположенном неподалеку от Тревизи. Об этой постройке будет подробно рассказано в жизнеописании Сансовино. В Пьеве ди Сакко он сделал очень красивый фасад, а в Баньоло, в обители венецианских монахов св. Духа, он написал маслом алтарный образ и для тех же святых отцов он в их венецианской обители расписал потолок, иначе говоря, плафон трапезной, разбив его на множество отдельных картин, а на главной торцовой стене этой трапезной — великолепнейшую Тайную вечерю. Во дворце св. Марка, в зале дожа, он написал Сивилл, Пророков, главные Добродетели и Христа с Мариями, за что удостоился бесконечных похвал, а в упоминавшейся выше Библиотеке св. Марка он сделал две большие истории, соревнуясь с другими живописцами Венеции, о которых уже говорилось(46).
Вызванный в Рим кардиналом Эмулио, он после смерти Франческо закончил одну из самых больших историй в вышеназванной Королевской зале и начал другую, затем, после смерти папы Пия IV, он вернулся в Венецию, где Синьория заказала ему расписать во дворце, в верхнем конце Новой лестницы, на одном из плафонов несколько масляных картин. Он же написал маслом на дереве шесть очень красивых алтарных образов: первый за алтарем Мадонны в церкви Сан Франческо делла Винья, второй в церкви сервитов, за главным ее алтарем, третий в церкви братьев миноритов, четвертый в церкви Мадонна дель Орто, пятый в церкви Сан Дзаккария и шестой в церкви Сан Моизе, а еще два образа он написал в Мурано, которые хороши и выполнены весьма старательно и в отличной манере(47).
Об этом Джузеппе, который еще жив и из которого получается отличнейший мастер, я пока что болыие не скажу ничего, кроме того, что он помимо живописи весьма усердно занимается и геометрией и что его рукой вычерчена ионийская валюта, которая появилась в печати и показывает, как ее надлежит заворачивать, следуя античной мере, и, наконец, что в скором времени должно выйти в свет сочинение, составленное им о геометрии(48).
Учеником Франческо был также некий Доменико римлянин, который оказал ему великую помощь в работе над залой, каковую он расписывал во Флоренции, а также в других произведениях и который в 1550 году поступил к синьору Джулиано Чезарино и самостоятельно не работает(49).

В начало

ПРИМЕЧАНИЯ

Сальвиати (де'Росси), Франческо, прозванный Чеккино (родился во Флоренции в 1510 г., умер в Риме в 1563 г.), — живописец, один из виднейших представителей тосканско-римского маньеризма. Учился у Буджардини, Бандинелли и Андреа дель Сарто; с 1530 г. состоял на службе у римского кардинала Сальвиати, фамилию которого принял. Работал главным образом в Риме и Флоренции, но провел также некоторое время в Венеции и около двух лет во Франции.
Главные работы: во Флоренции — росписи зала Приемов в Палаццо Веккьо, портрет Гарсиа Медичи (в галерее Питти), «Снятие со креста» (в музее при церкви Санта Кроче). В Риме — алтарный образ с «Благовещением» в церкви Сан Франческо а Рипа; фреска «Посещение Марии Елизаветой» в оратории Сан Джованни Деколлато (1538); «Рождество Иоанна Крестителя» и «Апостолы» (1551) там же; фреска «Пир в Кане» в Коллегии деи Пичени; «Грехопадение» в галерее Колонна; отделка капеллы Паллио (росписи и лепнина) в Канчеллерии (1548—1549); фрески на исторические темы в палаццо Фарнезе; фрески с историей Давида (1553—1554) в палаццо Саккетти; завершение алтарного образа Себастьяно дель Пьомбо и роспись стен капеллы Киджи в церкви Санта Мариа дель Пополо (1554); фрески и алтарный образ в церкви Санта Мариа дель Анима (1557). Из венецианских работ сохранились роспись потолка с историей Психеи в палаццо Гримани и алтарный образ «Мадонна со святыми» (теперь в церкви Санта Кристина в Болонье). Из работ, выполненных во Франции, плохо сохранившиеся фрески в замке Дампьерр и алтарный образ («Оплакивание») в парижской церкви св. Маргариты. Дошло много гравюр с его работ римского периода.
1 Речь идет, возможно, о римском ювелире Микеле ди Лоренцо Нальдини, известия о котором относятся к 1513—1531 гг. и который идентифицируется иногда с ювелиром Микелетто делле Корниоле. О Джован Франческо ди Диаччето известно, что он родился в 1480 г.

2 О названных Вазари ювелирах известно, что первый родился в 1511 г., второй — в 1521 г., третий ездил с Андреа дель Сарто во Францию; работы их не сохранились.

3 Кардинал Пассерини был в Ареццо в 1524 г., когда Джорджо Вазари было 13 лет, биографию Гульельмо да Марчилла см. выше.

4 Речь идет о гуманисте Джован Пьетро Бальони, имевшем прозвища Пьеро Валериане и Пиерио.

5 Cм. об этом ниже в биографии Микеланджело.

6 См. прим. 2.

7 Раффаэлло Пиччинелли, прозванный Раффаэлло да Бреша по месту рождения его отца, умер во Флоренции в 1545 г.

8 Манно ди Бастьяно был учеником скульптора и ювелира Бенвенуто Челлини (см. выше биографию Валерио Вичентино); названная работа не сохранилась.

9 О Тассо см. биографию Бенедетто да Майано «Жизнеописаний» и ниже автобиографию Вазари; названные работы не сохранились.

10 Все три названные работы не сохранились.

11 См. автобиографию Вазари.

12 Фрески капеллы существуют.

13 В июле 1532 г.

14 О Лабакко см. выше биографию Антонио да Сангалло Младшего; мессер Филиппо Сергарди занимал должность испанского протонотария в Сиене. Названные Вазари работы не сохранились.

15 Из названных работ сохранилось лишь «Благовещение» (на старом месте).

16 Ни одна из описанных работ не сохранилась. Об Алессандро ди Джованни Фанчелли из Сеттиньяно, прозванном Скерано, сведения относятся к 1527 г. (см. также биографию Микеланджело); Баттиста Боттичелли — может быть, тот скульптор Баттиста из Каррары, который был вызван в 1525 г. в Болонью для работы в церкви Сан Петронио.

17 Джулио Камилло Дельминио из Портогруаро, ученый-гуманист, умер в 1544 г. (украшения его книги не сохранились); о фра Доменико (а не Домиано) из Бергамо см. трактат о живописи «Жизнеописаний» (рисунок Сальвиати не сохранился); о Якопоне дель Конте см. ниже — «О разных итальянских художниках»; названные его работы сохранились на первоначальном месте, так же как и фрески Сальвиати.

18 Рисунок Микеланджело хранится в виндзорской Королевской библиотеке.

19 Если Вазари действительно был в Риме после убийства Алессандро Медичи в январе 1537 г., он не мог видеть «Встречу Марии и Елизаветы» Сальвиати, написанную в 1538 г.; картина со св. Иоанном не сохранилась, как и остальные названные Вазари работы.

20 Убранство и рисунки не сохранились; о Карло Портелли см. выше биографию Ридольфо Гирландайо и «Об академиках рисунка» — ниже.

21 Об алтарных образах Вазари см. его автобиографию; гравюры Фаджиуоли, который умер в Болонье в 1578 г., по рисункам Сальвиати (библейские сцены и «Марсий») сохранились; Сальвиати был в Венеции в 1539—1540 гг.; не дошедшая до нас «Психея» изображена на сохранившейся гравюре на дереве.

22 Камилло Мантуанец — живописец Камилло Капелло ди Зуан Мариа, работавший в Венеции в 1568 г.; о Франческо Мендзокки из Форли см. также биографию Дженги выше; о Джованни да Удине см. выше его биографию. Из названных и описанных далее работ сохранилась только последняя («Богоматерь со св. Кристиной») в болонском монастыре камальдульских монахинь.

23 Из всех перечисленных работ сохранились только фрески и образ (1557) в римской церкви Санта Мариа дель Анима.

24 Рисунок не сохранился.

25 Названные работы не сохранились

26 Описанные фрески — на первоначальном месте.

27 Витражи не сохранились; о Борро см. биографию Гульельмо да Марчилла.

28 Сохранились отделка кабинета и портреты дона Гарсиа, сына герцога, в галерее Питти и Джованни делла Банде Нере, отца герцога, в пинакотеке Турина.

29 Из перечисленных Вазари работ сохранилась лишь одна картина («Христос с Фомой» в Лувре) и один ковер («Сон фараона» в Палаццо Веккьо); картина с «фигурой Любви» идентифицируется иногда с картинами, находящимися в Уффици, римской галерее Корсини и Лондонской Национальной галерее (см. выше также биографию Понтормо и «Об Академиках рисунка» — ниже).

30 Ни одна из перечисленных работ не сохранилась (см. также прим. 20).

31 Образ сохранился и находится теперь в музее флорентийской церкви Санта Кроче.

32 Гравюра Вико по несохранившемуся портрету датирована 1545 г.; о пребывании Вазари в Римини см. его автобиографию.

33 Росписи, лепнина и алтарный образ с Рождеством Христовым в капелле Паллио дворца Сан Джорджо (Канчеллерии) сохранились, как и работы всех названных живописцев в римском сообществе Милосердия.

34 Из всех перечисленных работ сохранился лишь «Брак в Кане» (в Коллегии деи Пичени); картина «Адам и Ева» идентифицируется с находящейся в римской галерее Колонна.

35 Фрески в палаццо Фарнезе и в церкви Санта Мариа дель Пополо сохранились (см. выше также биографии Себастьяно дель Пьомбо и Таддео Дзуккеро — ниже).

36 Росписи во дворце кардинала Риччо (теперь палаццо Саккетти) сохранились.

37 См. ниже биографию Леоне Леони.

38 Упомянутая вилла в Монте — вилла папы Юлия III, о которой говорится в автобиографии Вазари; описанный образ находится теперь в главном алтаре Бадии (аббатство) в Ареццо.

39 В Королевском зале (Сала Реджа) сохранилась фреска «Фридрих Барбаросса перед папой Александром III», начатая Сальвиати и законченная после его смерти живописцем Джузеппе Порта.

40 Образ Богоматери (на ткани), тондо с гербом и книга не сохранились.

41 О сохранившихся надписях зала см. ниже биографию Таддео Дзуккеро; о письмах сведения отсутствуют.

42 Архитектор Аннибале Липпи ди Нанни ди Баччо Биджо работал согласно документам в 1561—1568 гг. в Риме, Пезаро и Лорето; ни одна из упомянутых Вазари работ не сохранилась.

43 О Манно ди Бастьяно см. прнм. 8; о работавшем в Риме испанце Франсиско Рувиалесе из Эстремадуры документальные сведения относятся к 1527—1555 гг. (см. также автобиографию Вазари).

44 Франческо Ортенс ди Джироламо из Прато родился в 1512 г., умер в 1562 г. Из всех упомянутых работ сохранилось лишь несколько медалей (в Париже, Оксфорде, Лондоне, Берлине).

45 Упомянутые картины и рисунки не сохранились.

46 Джузеппе Порта, прозванный Сальвиати, работал в Венеции с 1539 г., умер в 1573 г. Из перечисленных его работ сохранилось несколько картин плафона трапезной в монастыре Св. Духа (Санто Спирито) и три картины в Библиотеке Сан Марко: «Меркурий и Нептун», «Минерва и Геркулес» и «Минерва и Сила» (1556—1557).

47 Из работ Джузеппе Порта, выполненных по возвращении в Венецию из Рима, сохранились: «Святое семейство» во Дворце дожей; «Мадонна со святыми», «Четыре святых» и фрески «Пророк Исайя», «Эритрейская сивилла» и «Бог-отец» в церкви Сан Франческо делла Винья; «Успение Богоматери» в церкви Санта Джованни э Паоло; «Богоматерь с четырьмя святыми» в церкви Санта Мариа деи Фрари; «Воскресший Христос со святыми Козьмой, Дамианом, Заккарией и Иоанном Крестителем» в церкви Сан Дзаккариа и в Мурано («Положение во гроб» в церкви дельи Анджели и другое «Положение во гроб» в церкви Сан Пьетро Мартире).

48 Джузеппе Порта принадлежат рисунки в книге «Сад мыслей», изданной в типографии Франциско Маркомони в 1540 г.

49 О Доменико другие сведения отсутствуют.

наверх